Похождения Христиана Христиановича Виольдамура и е - Страница 27

Если, однако же, читатели из этого предположения заключат, что домохозяевам Сумбура нечего было больше делать, как завертывать надолбы против дому своего в сахарную бумагу и оборачивать их то туда, то сюда концами, то это будет заключение несправедливое. Кроме службы, дружбы, визитов, торговли, хозяйства, жители Сумбура занимались очень усидчиво человеколюбивыми подвигами и более всего работали и жертвовали в пользу карточной фабрики Воспитательного Дома. На такое благотворительное дело не жалели они ни трудов, ни издержек, ни времени. Босомыгин подвозил целыми обозами товару для работы этой и не мог напастись его и наготовиться. Для этой благой цели собирались в Сумбуре ежедневно и во многих местах утренние, полуденные и вечерние роберы и пульки, и если полуденная пулька прерывалась иногда послеобеденным отдыхом, то зато всеми силами старались поправить и наверстать грех этот за вечерней пулькой, растянув ее вплоть до утренней. Можете себе вообразить, какого это труда стоило благодетельным Сумбурцам и в каком изнеможении они иногда вставали из-за зеленого стола; даже, поверите ли, мелок иногда двоился в глазах, не только то, что написано мелом! Служба лежит, дела почивают; да за службой не угоняться, господской работы не переработать: в доме нередко нужда такая, что семейство, до новой трети, почти не евши сидит, а делать нечего, назавтра опять принимаются за то же; без самоотвержения нет и доблести и никогда доброго дела не совершишь.

Слабый пол города Сумбура занимался, как обыкновенно, взаимными визитами, поздравлениями, современными в городе событиями и летописью настоящего; был впрочем склонен также к благотворению и нередко жертвовал всем, по доброму примеру сожителей, для посильной человеколюбивой дани. Но чтобы читателей убедить не шутя в благотворительности Сумбурцев, то истина требует заметить, что было недавно дано в городе любителями театральное представление в пользу бедных и послано об этом во все ведомости и газеты подробное объявление. Рассчитано положительно, что наряды и другие издержки на комедию эту стали втрое дороже самой выручки, из чего и можно бы заключить, что было бы гораздо проще сложиться для бедных, без всякой предварительной комедии; но такое суждение едва ли не опрометчиво, потому что около всякого дела, как около продажного коня, надобно обойти кругом и осмотреть его со всех сторон; бедные много ли мало ли от Сумбурцев таки получали; а тут, главное, показаться в люди с новым пером, током, коком или клёком и подсидеть супруга случаем этим, чтобы некуда ему было увернуться, а хочешь, не хочешь, доставай деньжонки да подавай к наряду. Если мы рассудим вследствие всего этого, как благодушные Сумбурцы круглый год, тем или другим путем, посвящали себя на жертву страждущему человечеству, то нисколько не покажется нам удивительным, что они, во-первых, не выходили из круговых долгов между собою,- почему чрезвычайно опасно было замешаться между ними постороннему человеку; главное правило их состояло в том, чтобы взять, о возврате же, по их мнению, должен заботиться тот, кто дал, а не тот, кто взял; во-вторых, что в Сумбуре летом продавались в каждом доме возки и сани, а зимою дрожки, кареты и коляски. Кроме того, перед каждым сколько-нибудь значительным балом или пиршеством Сумбурцы приветствовали друг друга словами: а не купите ли вы у меня часов? Часы очень хорошие, я думаю, знакомые вам, вот, что прошлого году купил я, перед губернаторским балом, у Ивана Федоровича.

Был, однако же, в Сумбуре и вкус на ученость, на искусства и художества, на словесность. Ученым, например, считался один учитель семинарии, который в течении двадцати лет странствия из губернии в губернию обучал почти всем наукам, не щадя живота своего, ни жизни. В Костроме преподавал он российскую грамматику, в Ярославле латинский язык, в Вологде реторику, в Перми логику, в Харькове философию, и наконец в Сумбур приехал на вакансию учителя истории и географии. Кто раз кончил науки, тот на все способен. Был и еще ученый, и, говорят, очень ученый человек в Сумбуре, и знал наизусть все науки – да вот уже третий год как с ума сошел; и как занесет, так уж и сами Сумбурцы не понимают, из какой науки. А как у этого ученого была искони привычка поматывать головой, то Сумбурцы и полагают, что он как-нибудь неосторожно встряхнул и взболтнул все что было у него в голове, и все это переболталось и вышел сумбур. Впрочем, человек этот даже и в нынешнем положении своем был полезен Сумбурцам в двояком отношении: во-первых, он служил для многих богобоязливых граждан примером, каковы бывают последствия глубокой учености и как у ученых людей ум заходит за разум; а во-вторых, как некоторые, несмотря на страшный пример этот, считали необходимым учить детей своих всем наукам, то его иногда – в прохладные дни летом, и не слишком морозные зимою, когда он бывает посмирнее,- заставляли учить детей. Сумбурцы, вероятно, полагали, что если белиберда эта из головы его перейдет в здоровую голову, то ребенок сам уже сумеет разобрать, что куда следует и отделить – как выражаются Сумбурцы – одну науку от другой. Учитель семинарии уверял неоднократно, что ему и самому известны все науки и что он по крайней мере мог бы преподавать их основательнее и в лучшем порядке; но что ж вы прикажете делать! Сумбурцы не слушались его, не доверяли ему детей своих и большею частию отдавали преимущество бедному бакалавру. Поэтому ученики и твердили вслух, перед папенькой и маменькой:- Грамматика есть наука о числах.- Прилагательное есть такая дробь, коей числитель меньше знаменателя – и прочее. Словесность разделяли Сумбурцы на писаную и на печатную; первая проявлялась в Сумбуре во всех деловых бумагах, дружеских записках и, наконец, в сочинениях, которые писались учителем российского красноречия к публичному испытанию для своих учеников. Вторая, печатная то есть, сосредоточивалась в почтмейстере и в знакомом нам уже несколько Прибаутке; не то, чтобы господа эти были писателями, но они, каждый по особым обстоятельствам, считались прикосновенными к печатной словесности; один из них, почтмейстер, распечатывал все приходящие газеты и журналы. Прибаутка считал долгом подписываться, один за всех, на все книги, о которых объявления присылаются из разных ведомств в губернии при таких письмах, которые просят: "о последующем не оставить своим уведомлением". Прибаутка, зная по многократному опыту, что с жителей уезда в этом отношении взятки гладки, и принимая притом весьма рассудительно во уважение, что стало быть де книга эта нашла покровительство, подписывался один, иногда даже на два экземпляра. Вот источник библиотеки нашего Прибаутки.